– Один вопрос: дорожите ли вы отношением еврейства нейтральных стран?
– Да, – сказал он с некоторым колебанием, – только должен, к сожалению, признаться, что мы этим отношением недовольны. Мне еженедельно представляют выдержки из еврейской печати в Америке… ничего не понимаю. Разве наша это вина, что русский режим – как бы это сказать – носит на себе отпечаток некоторой отсталости?
– Лорд Ньютон, дело совсем не в том, чья вина. Суть дела в факте. Вот основной факт: победа союзников, вероятно, укрепит этот самый русский режим лет еще на двадцать. Устранить этот факт Англия не может, с этим я согласен. Англия может только создать ему противовес.
– Как?
– Есть на свете одна только вещь, которую евреи любят еще больше, чем они ненавидят русский режим: эта вещь – Палестина. Только ради большой любви может масса закрыть глаза на большую ненависть: другого пути нет.
– Что же вы предлагаете? Издать манифест от имени английского правительства с выражением благоволения к сионизму?
– Это было бы желательно в высшей степени; но я думаю, что американские евреи сказали бы на это: очень приятно, только ведь манифест – бумага, а где факты? Видите ли, вся эта война началась с того, что пущено было в ход ядовитое слово – «клочок бумаги». Слово это получило огромную и нездоровую популярность, и никто больше манифестам не верит. Тем более что русский режим состоит не из манифестов, а из фактов. Поэтому и противовес должен состоять не из одной бумаги.
– Какие тут возможны факты? Нельзя же отдать Палестину, когда она еще не завоевана… И вообще – вы, конечно, понимаете, я весь этот вопрос обсуждаю пока только в теории…
– Единственным логическим фактом было бы учреждение еврейского контингента, предназначенного для участия в завоевании Палестины.
– Позвольте, ведь никто еще не знает, пойдем ли мы на Палестину; в военном министерстве считают, что не пойдем.
– Военный контингент ведь не то, что древо пророка Ионы, – ответил я. (С англичанами можно говорить цитатами из Ветхого Завета: они его знают.) – За одну ночь его не вырастишь. Если полк понадобится только через год – значит, надо начинать сегодня. А тем временем переменится и мнение военного министерства. Мы ведь знаем, что далеко не все авторитеты согласны с лордом Китченером…
– «Не разглашайте на стогнах Гата», – ответил он тоже ветхозаветной цитатой. – Во всяком случае, я все это еще обдумаю, переговорю с коллегами…
…Мистер Джозеф Кинг, депутат либеральной партии, сделал запрос в палате общин: известно ли министру такому-то, что «русский журналист» такой-то ведет в Уайтчепеле пропаганду с целью создания еврейского военного контингента, и имеет ли оный журналист на то от правительства какие-либо полномочия?
Я ему написал: «Сэр, прежде, чем нападать на человека, надо бы вам его выслушать».
Мы встретились в либеральном клубе, который тогда, в середине 1916 года, еще не был реквизирован правительством. Войдя в вестибюль, я увидел, что мистер Кинг разговаривал с невысоким господином вида худощавого, но не великобританского: желтоватое, почти изможденное лицо, несколько желчное. Барышня с историко-филологическим образованием сказала бы: «напоминает Торквемаду»; барышня с образованием литературным сказала бы: «нечто мефистофельское». Мистер Кинг, увидя меня, кивнул головой и показал на кресло; его собеседник нервно дернул бороденкой и посмотрел в сторону. Потом они простились, тот ушел, а мистер Кинг повел меня в угол к дивану.
– Ист-эндские друзья мои, – сказал он, – горько жаловались мне на вас. Говорят они вот что: и без того идет уже, в печати и просто на улице, травля иностранцев в штатской одежде, – а тут еще вы подливаете масла в огонь.
– Мистер Кинг, скажите правду: а если я исчезну – «травля» прекратится?
– К сожалению, вряд ли. Я и сам не могу не видеть, что массам трудно это переварить: как же так, здоровая молодежь, выросла с нами, и тем не менее…
– Хорошо. Теперь допустим, мистер Кинг, что мой план никуда не годится и что я к вам лично обращаюсь с просьбой: будьте добры, дайте совет. Где выход? Не служить до конца? Глядеть сложа руки, как нарастает в Англии расовая ненависть в самой отравленной форме – ненависть людей, которых посылают на смерть, против людей, которым дозволено жить?
– Должен признаться, – сказал он, – что я отчасти это все уже излагал моим ист-эндским приятелям. Я им говорил, что лучше всего было бы, если бы значительное количество иностранных евреев сразу пошло волонтерами в армию, наравне с нашей молодежью…
– Позвольте не согласиться. Ваше требование, мистер Кинг, совершенно несправедливо.
– Почему несправедливо?
– Потому что нет решительно никаких оснований требовать от них службы «наравне с вашей молодежью». Ваша молодежь – англичане; если Англия победит – их народ спасен. Наши – другое дело: если Англия победит, то шесть миллионов их братьев останутся в том же самом аду, что и теперь. Не может быть речи об одинаковой жертве там, где нет одинаковой надежды.
– Мгм. Ну – а вы что предлагаете?
– Компромисс. По справедливости Англия может требовать от иностранного еврея только двух вещей. Во-первых, принять участие в защите самой территории Англии, то есть этого острова, где он пользуется гостеприимством: по-вашему – «home defence». Во-вторых, биться за освобождение Палестины, потому что это «дом» его племени: по-нашему – «heim». «Home and Heim»: в этом заключается моя военная программа для ваших ист-эндских друзей.
Он подумал и вдруг сказал:
– Вы мечтатель.